Остаток дня, автор Кадзуо Исигуро

Благодаря девушке из твиттера по имени Тина, которая недавно организовала книжный клуб, я снова стал немного читать. Я хотел организовать именно такой клуб для своих русскоязычных друзей и знакомых в Амстердаме, но мне не удалось никого достаточно заинтересовать. Вот я попросился в этот онлайн-клуб, и каждые несколько недель мы собираемся и обсуждаем прочитанные книги. В четверг 20 Сентября 2021 на повестке была книга “Остаток дня” Кадзуо Исигуро.

Как мы и договаривались в клубе, читали книгу в русском переводе. Владимир Скорденко проделал отличную работу, это очевидно. Язык перевода очень живой, настоящий. Несмотря на то, что я не читал оригинал, чувствуется, что переводчик постарался передать колорит языка как главного героя, так и остальных персонажей.

Здесь я приведу [достаточно сумбурные] собственные мысли о книге и ее героях, а также то, что мне запомнилось из наших обсуждений в клубе. И, конечно же, я запишу далеко не все, что было высказано в процессе обсуждения.

В “Остатке дня” читатель по-настоящему погружается в мир служения. Не Богу, не идеалам, и даже не собственному эго. Это служение поистине самурайское, заключающееся в безграничной преданности Хозяину. Мы видим мистера Стивенс, настоящего английского дворецкого, в короткий период, когда он совершает небольшую поездку на автомобиле своего нового хозяина, американца - мистера Фаррадея. Помимо заметок о происходящем, мысли Стивенса заполнены рефлексией о днях минувших, о предыдущем хозяине лорде Дарлингтоне, а также, ни много ни мало, о “величии” дворецких. О том, кто может или мог бы считаться великим дворецким. Фраза “великий дворецкий” звучит, конечно же, абсурдно, но не с точки зрения дворецкого, абсолютно преданного своей работе. С точки зрения Стивенса, величие дворецкого в частности определяется “достоинством”, которое, в свою очередь, определяется преданностью своему делу вне зависимости от обстоятельств. Так, своей большой заслугой Стивенс считает то, как он продолжил прислуживать во время большого приема, несмотря на то, что наверху, в своей каморке, в это самое время скончался его родной отец.

Стивенс отказывается верить “досужим сплетням” о прежнем хозяине, несмотря на то, что всем остальным (и читателю тоже) становится ясно, что лорд Дарлингтон позволил себя увлечь антисемитскими идеями немецкого посла Риббентропа, а также послужил пешкой в его игре. Можно сказать, Стивенс подчинил не только тело, но и разум, и душу своему служению. Вот что пишет об этом кодекс самурая, “Хакагурэ”:

Хороший слуга — это тот, кто безоговорочно подчиняется своему господину. Можно сказать, что это идеальный слуга.

Если ты появился на свет в старинном самурайском роду, достаточно лишь глубоко задуматься над верностью предкам, презреть тело и разум и всецело посвятить себя служению хозяину. Можно считать удачей, если ты, к тому же, наделен мудростью и талантами и умеешь правильно воспользоваться ими. Но даже тот, кто ни к чему не пригоден и неуклюж, может стать надежным слугой, если он исполнен решимости выполнять волю своего хозяина. Однако грош цена человеку, если его достоинства ограничиваются только мудростью и талантами.

Буквально: “презреть тело и разум и всецело посвятить себя служению хозяину”. Стивенс настолько был поглощен работой, что, несмотря на множество знаков, которые подавала ему экономка, не заметил, что она влюблена в него. Стивенс оправдывает лорда Дарлингтона во всем: например, он не видит антисемитизма в увольнении служанок-евреек, он не реагирует на прямое обращение племянника Дарлингтона, когда тот указывает на узость взглядов хозяина, и то, как он становится орудием в руках немецкой тайной дипломатии. И с новым хозяином, Стивенс старается изменить как окружение, так и самое себя для того, чтобы угодить ему. Четверо человек персонала вместо 30? Ничего, составим новое распределение обязанностей, закроем часть помещений. Хозяин ждет, что я буду подыгрывать ему, когда ему будет изволено пошутить? Я буду стараться придумывать шутки, чтобы отвечать ему на должном уровне.

Задумавшись об историческом контексте некоторых событий из книги, я пришел к выводу, что конференция, которую устроил Дарлингтон в Марте 1923 г, могла быть весьма своевременной. А с учетом того, что организаци началась, судя по всему, как минимум за полгода до самого события, Дарлингтону и его друзьям нельзя отказать в опережающем анализе событий в Европе: к 1923 г экономика Германии ушла в глубокое пике, в частности из-за необходимости выплачивать репарации (кстати, они выплачивались золотом). Из-за гиперинфляции, из-за потерянных за годы войны экономических мощностей, Германия просрочила график платежей, и 9 Января часть ее территории - Рур - оказалась оккупирована Францией и Бельгией. К осени 1923 г ситуация стала критической. Буханка хлеба стоила 200 млрд марок, а рабочие на почасовой оплате к моменту получения денег за только что отработанную смену, находили, что инфляция уже успела превратить их зарплату за день в ничто. В 1924 г Версальские соглашения были пересмотрены в сторону смягчения, и экономика Германии начала расти.

Мне лично главный герой показался на редкость несимпатичным, несмотря даже на то, что автор дает понять, что он не робот, а тоже живой человек: например, он застывает перед закрытой дверью экономки мисс Кентон, под властью иррационально возникшего чувства, что она в своей комнате плачет. У меня создалось впечатление, что Стивенс предает самое свою человечность, когда следует за хозяином слепо как телом, так и душой, лишая себя выбора, свободы воли, собственных достижений и ошибок.

Любовная линия романа, если так можно назвать намеки на чувства к Ситвенсу со стороны мисс Кентон, которые, впрочем, не вызвали ответных сентиментов, - любовная линия не откликнулась во мне. Как следствие, к характеру мисс Кентон я тоже отнесся довольно поверхностно, чего нельзя сказать об остальных участниках (в большинстве своем участницах) беседы, развернувших полотно, на котором написали несколько версий ее портрета. Ее чувства к Стивенсу по одной версии возникли просто из-за того, что больше-то никого рядом и не было, по другой - из-за его статуса и приверженности профессии, по третьей - она думала изменить его и сделать, очевидно, более человечным и отзывчивым. Так же и с ее отношениями и последующим замужеством: попытка расшевелить Стивенса или же желание устроить свою жизнь. В любом случае, сомнения Стивенса по поводу того, что она в итоге хотела бы вернуться в Дарлингтон-холл, полностью оправдались. Даже если мисс Кентон не нашла некоего идеала семейной жизни, она была достаточно счастлива, спокойна и уверена в себе, чтобы Стивенс даже не предложил ей снова устроиться экономкой.

Надо сказать, что я давно не читал книгу, параллельно анализируя ее настолько глубоко, и это было очень здорово: прекрасная беседа с умными людьми, новые аспекты, полностью упущенные мной самим, новые знания об историческом контексте, об авторе и процессе написания “Остатка дня”… Я обязательно продолжу посещать клуб: вступление в него явно стало одним из хороших событий этого года.